Байкал
Проза. Поэзия. Переводы. Краевединие. Литературоведение. Мемуары.

Эльвира Каменщикова
  

 

 
 
 
 

  
ИСТОРИИ С ТОПОЛИНЫЙ ЛИСТОК

ЛЮБОВЬ

-Я люблю поэзию, - сказала она.
И он подарил ей стихи, как дарят цветы; подслушивал их у ветра, просил у вечерней звезды, вслушивался в приглушенные звуки уходящего дня, бродил у озерных заводей в поисках доселе неизведанных ритмов.
- Я люблю слушать гитару.
И он учился перебирать струны инструмента с нежным телом девушки, разыскивал заезжих музыкантов, уходил к людям, живущим далеко-далеко, если кто-нибудь говорил, что они умеют играть то, чего не играют другие.
- Я хочу ту зеленую, льдистую звезду, встающую в лучах вечерней зари и не меркнующую до утренней.
Он не смог достать звезды; она нужна и другим влюблённым.
И она умертвила любовь.
1973г.


О РЕМЕСЛЕ

В собраньи поэтов шум и гам; костят они друг друга ужасно; словно собрались не о поэзии говорить, а выяснять пред-дуэльные отношения, и каждый в глазах другого мал до ничтожества. И пишут-то они словно друг для друга, а не для читатаеля, а, может быть, именно то, что они не приемлют в поэтических упражнениях противника, для читателя свежо, как первый снег в октябре. не любят в каждом не твои плохии стихи, а тебя самого; это, наверное, самое неприемлимое в собраньях поэтов.
И невольно возникают из глубин памяти и души слова, записанные несколько столкетий назад, когда пергаменты писались уставом, и на полях расцветали золотые цветы, киноварные буквицы и голубые небеса. Древлемосковские живописцы в уставе ремесленном "Нарядник" записали:
"Подмастерье мастеру повинуйся. Мастер о подмастерьях промышляй. Не говори грубо-досадительно. Не возносися. Не закрывай полезных речей мудростью.
Дарование художное подобно черпающим воду из реки. Один подымит велик сосуд, другой - посредний, а иной - малый. Всяк несет по своим силам. И ты богатству дарования радуйся. И намеренья посредственных целуй. И успех умедливших люби".
Разумом мы достигли многого, но сердечность порастратили.
1985 г.


СОРОЧЬИ РАЗГОВОРЫ

На задней площадке троллейбуса беседуют две гражданки; говорят громко, не обращая ни на кого и ни на что внимания, как на собственной кухне. Женщины, еще не заматеревшие, еще довольно в милой женской поре и рябитишки у них, должно быть еще маленькие, не то, чтобы крошечные, но и не взрослые. Сорочья трескотня не умолкает ни на минуту.

- Васька плохо ест, насильно уж кормлю.
- Да, моя тоже дохлятина.
- Яблоки для апппетита им покупаю. Три дня назад взяла пять кило, всё умяли. А вчера опять стоко же. И чё ты думаешь? Пришёл мой с работы, половину отгрёб. Маме, говорит, отнесу.

- Да уж он свою маму готов на божницу посадить.
- Если ты хочешь маме яблок, так постой в очереди, а потом неси.
- Нискоко о детях не думает.
- Чё ему дети, ему макма дороже.

И ни одной из собеседниц не придёт в голову, что именно в этом разговоре их будущий материнский крах. Ведь они тоже будут когда-то свекровками, тёщами, и придётся им лить тихие слёзы обид, и будут винить плохих зятьёв и невесток. И ни одна из них не вспомнит оголяющий их души разговор осенним вечером на задней площадке троллейбуса.
1986 .

 

  Мне всегда нравились короткие рассказы. Я с удовольствием читала «Рассказы величиной в ладонь» Ясунари Кавабаты», «Затеси» Виктора Астафьева. Нравилась гибкость этого жанра. Он мог превратиться во что угодно: стать притчей, стихотворением в прозе, как у Тургенева, а то прикинуться анекдотом, шуткой, он менял одежды, как фокусник. Он мог быть искромётной выдумкой, а мог превратиться в заметку по случаю с философским уклоном. И, главное, он требовал дисциплины, не давая быть велеречивым, останавливая поползновения устремляться мыслью в некие дали.
  Почти с юных лет я начала приноравливаться к этому жанру, словно понимала чисто интуитивно, что на длинные вещи у меня не хватит дыхания. Я даже не думала о том, будет ли это когда-нибудь печататься или нет. Я просто записывала. А рассказы могли возникнуть из-за услышанного звука, мимоходом брошенного слова, музыкальной фразы. Или оттого, что нынче вечером над горизонтом встала луна багрового цвета. Или от одного вида пёстрых камешков на берегу.
  В один год мог возникнуть только один рассказ, а иногда и десять. Короткие рассказы, - это такой жанр, в общении с которым не прикажешь себе сесть за стол, и написать рассказ.
  Но тем не менее, рукопись уже тянула на книгу и я по настоянию друзей отнесла её в Восточно-Сибирское издательство. А поскольку мне как-то неудобно просить за себя, я скромно ждала ответа. Да были и другие дела. И вдруг детская писательница, моя подруга приносит мне мою папку с рассказами.
  Я спрашиваю: «А где рецензия? Хоть хорошая, хоть плохая?» «Рецензии нет, поскольку у этой дамы какие-то неприятности, она уходит из издательства или её уходят, она раздаёт рукописи».
  Я раскрыла папку и начала плакать. На меня выполз с наглым видом огромный таракан, и посыпалась всякая тараканья труха. Только из-за этого стало обидно до слёз. Дама, устраивавшая собственные дела идела своего мужа, даже не открывала папки. Я дала себе слово, что никогда не назову имена тех, кто мне чинил неприятности, не мне их судить, на то есть божья воля.
  И что мне было обижаться, поскольку выбрала путь одиночки, не участвовала в междусобойчиках, не бегала к чиновным дамам с букетом цветов, не говорила комплиментов: «Ах, как вы сегодня прелестно выглядите, и какое у вас платьице, верно в Париже покупали». Раз выбрала путь одиночки, то и хлебай полной мерой.
  И тут я несколько потеряла лицо. Я не была никогда в партии, не работала в идеологических учреждениях. Но эта дама служила на идеологической должности. То я и накатала жалобу в идеологический отдел ЦК КПСС. Жалуясь, в основном, на то, что я не получила рецензии. Мы не знали тогда, что всё это на последнем издыхании, что скоро начнутся весёлые времена, от которых у нас будет перехватывать горло. И забыла о жалобе.
  Через несколько месяцев меня вызывает главный редактор издательства. Пришла, он подаёт мне пространную рецензию на трёх листах. Из ЦК КПСС рукопись передали в крупное издательство. Рецензент не поленился всё внимательно прочесть, даже привёл полностью один крошечный рассказ, отметил много других, высказал мнение о несомненном таланте автора.
  Как же я поступила опрометчиво, не выпросив копию рецензии. И тут началась перестройка. Издательство Божией волею и непредусмотрительностью дурных людей помре.   А я взяла свою судьбу в собственные руки. Вышло два издания этой книги. И была ещё одна рецензия.
                                       Эльвира Каменщикова

             
Hosted by uCoz