Опубликовав книгу «Итальянцы на берегах Байкала» я никак не думала, что я ещё буду заниматься судьбами итальянцев. Хотя оставались ещё материалы, но я убрала их в дальний ящик. Хотя время от времени возвращалась к ним, поскольку публиковала статьи в связи с итальянцами.
Мне часто попадались фотографии со штампом на обороте «Фотография Д.Минизини, ул. 3-я Красноармейская».

Однажды, совершенно случайно в разговоре с Альбиной Руго, она обронила фразу: «А мой дед, Санте Руго дружил с Минизини». «А как звали Минизини? И куда он делся?» «Не знаю, возможно, его выслали вместе с нами в 1937 году, но моя мама, Аманда об этом не говорила». Разговор на этом оборвался.

В другой раз она выдала ещё более изумляющее сведение: «После того как мы возвратились из Италии, я дружила с Толей Сидоровским, а его отец и дядька его, были учениками Минизини. И даже их сестра Ревека». Обижаться не приходилось, поскольку таковы особенности человеческой памяти. Решили разыскать Сидоровских. Альбина обещала найти их телефон и позвонить им.

Долго ничего не сообщала, потом позвонила, что телефон нашла, даже успела встретиться с дочерью Сидоровского. К сожалению, Анатолий уехал в Израиль. Дочь обещала позвонить ему, потому так долго Альбина мне ничего не сообщала. Сидоровский сказал дочери, где можно найти фотографии и стеклонегативы.

Альбина принесла старую фотографию, довольно большого размера, где был коллектив артели «Ирпромкред», в 1932 году. Дочь Анатолия Сидоровского никого не узнала. Но еще сообщила важный факт: в Иркутске живет племянник Сидоровских.

К нему мы и отправились. Он сразу же узнал Якова Сидоровского, отца Анатолия, дядю Абрама, который уехал в Америку, и там умер. Ревеки на фотографии не было. Остальных он никого не знал. Назвал только фамилию жены Якова Сидоровского, Лидия Конькова., при этом добавил, что рядом с ней сидит её подруга, и что в артели фотографов работал её отец, но фамилии их не знает. Посоветовал обратиться к бывшему фотографу Чайкину, правда, долго он фотографом не был, только в начале 30-х годов.

И с Чайкиным мы встретились. Пошли к нему всё с той же неизменной моей спутницей Альбиной Руго. Показали ему фотографию, подарили копию. Он кое-кого узнал, но фамилии перепутал. О Минизини он не вспомнил, фамилию такую слышал, но когда он пришёл учеником фотографа, то Минизини уже не было. Высказал сожаление: недавно умерла Регина Томчак-Беляева. Она всё знала о фотографах с самого основания артели, вполне вероятно, что знала и Минизини, но жив её муж, ему уже под девяносто, он в плохом состоянии. Я просила Чайкина договориться с ним, чтобы он принял меня. Я только покажу фотографию, возможно, он кого-нибудь узнает. Больше ничего спрашивать не буду.

Расшифровка фотографии настолько увлекла меня, что я опубликовала фотографию в газете «Восточно-Сибирская правда».
Всё-таки муж Регины, Михаил Ильич Беляев согласился переговорить со мной. Я принесла фотографию. Он сказал: у него есть такая. Начал называть фамилии, Вот это моя жена, а это подруга Лиды Коньковой, а это такой-то, а вот его сестра. На мой вопрос, есть ли здесь Минизини, сказал, что, когда он пришёл, то его уже не было. Минизини таинственно исчез. Показал на фотографии председателя артели Эпштейна.

Фотография была в доме на улице Красноармейской, в бывшей фотографии Минизини. Эпштейна арестовали там же… Михаил Ильич заволновался, и заплакал. Чтобы не волновать его, перевела разговор на другое. Только с третьего раза Беляев смог закончить фразу: «А когда его вели по двору, он крикнул жене, она стояла на крыльце: «Передай дочери, что я ни в чём не виноват». А дочери было всего несколько месяцев от роду.

Мы собрались уходить, Беляев неожиданно сказал: «Ведь у меня есть альбом, который собирала Регина, когда артели исполнился год». Он нашёл этот альбомчик, размером с тетрадный лист, в коленкоре какого-то сиротского цвета и перевязан ботиночными шнурками. Я раскрыла его: с первого листа на меня смотрел Эпштейн. Открыла второй лист, на меня смотрели глаза Джованни Минизини, правда, было написано Минисини. Оказывается, мне давно было известно его лицо, он был на всех фотографиях. Фотография с семью итальянцами раскрыла ещё одну загадку; кроме Санте Руго, деда Альбины, там присутствовал Минизини. Муж Регины отдал мне альбом. Я уже стояла в прихожей, надевала пальто, когда он удивил ещё раз, сказав: А Минизини был такой же высокий, как и его отец». Я так и села на стул, благо, что не мимо. «Так вы их знали?» «Нет, не знал, но откуда-то мне это известно».

Кто-то случайно обронил в разговоре, что в конце 30-х годов были расстреляны некоторые фотографы. Мне пришла в голову мысль, а не попал ли в эти списки Д.Минизини. Имени я его точно не знала, думала, что звали его Деметрио. Написала письмо в Иркутское управление ФСБ, через некоторое время пришло письмо, что обнаружено несколько итальянских фамилий, пригласили прийти в архив.

Мало сказать: когда положили передо мной стопку старых дел, что я волновалась, у меня тряслись руки. Я впервые прикасалась к судьбам репрессированных, к их судьбам, спрессованным в эти тощие папки грязного цвета. Первым я смотрела дело Франческо Фонтаны, мозаичиста из Виченцы, расстрелянного в 1938 году. Из дела возникло ещё одно имя: Анна Минизини. Я подумала, что это жена Д.Минизини. Но о Минизини она ничего не говорила. Настораживало только то, что адрес был общий: 6-ая Солдатская, 3.

Если обращаться к судьбам фотографов Иркутска 30-х годов, то у всех был именно этот адрес, он был для многих, как пристань, в те суровые годы. Фонтана в своей анкете сообщал, что у него имеется жена и сын, живут по ул. 1-ая Красноармейская.

В красноармейские были уже переименованы все шесть Солдатских улиц. Я на всякий случай запросила адресное бюро об Уваровой, жене Фонтаны, о сыне. Ответ был отрицательный. С фамилией Фонтана никого не было.
Из дел возникли новые фамилии фотографов: немец Густав Энне, его усыновленные дети, четыре человека, которые имели отношение к фотографии, поляк Ромуальд Каупе. Возник Алексей Энне, усыновленный Густавом Энне, но к 1937 году умер на севере, где работал фотографом. Возникло дело Людмилы Энне-Зицерман, её мужа Константина Зицермана, тоже фотографа, сестры Людмилы Энне, Зои. Все они были арестованы и расстреляны.

Дело возникло из-за дома Густава Энне, на который положили глаз работники НКВД, но Людмила его не отдавала. Густав Энне с её матерью и сыном уехали в Германию, оставив доверенность Людмиле. Был также арестован муж Анны Минизини, Михаил Севрюков.
Всё вставало на места, даже было известно, что Севрюков был учеником Минизини. Но о самом Минизини никаких сведений не было. О нём никто не говорил на допросах, как будто его вообще не существовало. Один из фотографов исказил до неузнаваемости фамилию приёмного сына Минизини Виктора, назвав его Миневис, сообщив, что он исчез неизвестно куда.

Между тем на публикацию в газете не было никаких откликов. Я решила, что результатов не будет, дела уложить в архив: мне не удастся ни расшифровать фотографию, ни отыскать следы Минизини, а на фотографии было 49 человек, членов артели.
Как вдруг… Раздался звонок. Мужской голос сообщил мне, что он разыскивает меня уже целый месяц, так как телефон, указанный в статье изменился. Он отыскал меня при помощи телевизионщиков. А ищет он меня, потому что однажды, раскрыв газету, он был поражен до изумления: на него со страницы смотрели ещё молодая его мама и дед его, её отец.

Наконец, выяснили, что его дед Иосиф Поляков, а мама Василенко, оба фотографы, работали вместе с Минизини, а дед дружил с ним. Его, Александра Василенко, брат Яков живёт на острове Ольхон, у него сохранился архив семьи Поляковых, который Яков бережно хранит.

С Натальей Кодачиговой режиссером телестудии «Пионер» мы уже делали передачу о доме Минизини. Я ей рассказала об Ольхонском хранителе архива. Решили делать передачу, но дело откладывалось. Поехали только в сентябре, тянуть больше было нельзя, пока ходит паром, связывающий Ольхон с материком до самого ледостава.

На самом деле, Яков Василенко оказался интересным человеком, бережно относящийся к памяти о своих предках. Как пополнились мои сведения об артели, о фотографах, о Минизини. Если бы не архив Якова Андреевича Василенко, я никогда бы не узнала, куда исчез Минизини. В архиве нашла фотографию товарищеского ужина по случаю отъезда на родину Джованни Минизини в марте 1932 года.

По возвращении с острова Ольхон Альбина Руго преподнесла ещё одну новость: она нашла в своём фотоархиве фотографию молодой женщины с надписью на обороте: Е.Минизини. Кто-то ещё из Минизини.

Я начала знакомится с обширным делом Энне-Зицерман. Читала и восхищалась стойкостью Людмилы и Константина Зицерманов, они долго сопротивлялись ужасающему натиску своих мучителей, не верили словам следователей об обоюдном оговоре друг друга, так как никто из них не сказал ни единого слова. В деле фигурировала переписка с Берлином, фотографии Густава Энне на площади Сан Марко, в Венеции ( я их потом нашла только в Италии), в НКВД их уничтожили. Постепенно восстанавливала историю артели фотографов, судьбы исчезнувших людей.

Джемма Минизини Монасси из Буи (провинция Удине) прислала выписки из архивных книг прихода собора Сан Стефано, где была расписана вся история семьи Минизини: даты рождения, даты отъезда в Россию, даты возвращения из России, годы смерти. Судьбы людей, по которым прошлась тяжелым катком история ХХ века.

В конце концов, решила лично наведаться к начальнику адресного бюро. Дама, в чине подполковника предложила ещё раз проверить карточки на фамилию Фонтана. И ведь принесла карточку на имя и фамилию Эмилии Фонтана. Родилась она после расстрела отца, он, наверное, даже не знал, что у него будет ребёнок.

Пошли к Эмилии вместе с Альбиной. Как сказать человеку, дочери репрессированного, что я читала дело, знаю о судьбе её отца. Дверь открыла высокая женщина с седыми висками. Я сказала ей, что знаю об её отце. На что она ответила: «Дело не читала, и читать не буду». Слишком всё это тяжело. Её с матерью тринадцать раз выселяли из комнатушек, до самого окончания школы она носила фамилию Фонтанова. Показала всё ту же фотографию с семью итальянцами, показала своего отца. Он тоже дружил с Минизини.
Всем этим событиям посвящена книга «В поисках Минизини».

Эльвира Каменщикова

САРКОФАГ ДЛЯ ВРЕМЕНИ

Многолетние поиски итальянского фотографа, ставшего русским и частью истории Иркутска, Джованни Минизини, наконец, закончилась на другом краю света в самом необычном месте северной Италии – городе Пальманова, известном всему архитектурному миру, называемом идеальным городом, городом-звездой. Он и на самом деле похож на звезду с высоты птичьего полета.

Как открыл Джованни фотографию в 1932 году после возвращения из России на улице Борго Удине, 3, так этот адрес и не изменился с тех пор, но теперь там торгуют недвижимостью. Здесь же на углу кафе, где оно было и 80 лет назад и, где просиживала днями, жена Минизини, иркутянка Евдокия. О чём думала она, жалела ли, что уехала из Сибири, скучала ли по русской речи, родной еде, по солёному омулю, по Байкалу и Ангаре. Хотя, возможно, и не очень терзала ностальгия её душу, рядом были люди, которые прекрасно знали сибирскую жизнь, с детства были её частью, и Джованни и его
сестра Анна, которая успела побывать в тюрьме НКВД и чудом, вырвавшаяся из неё.

Теперь они все трое, итальянские сибиряки нашли упокоение на кладбище Пальмановы Как оказались тесно переплетены жизнь и судьбы фриулийцев, оказавшихся в Сибири только в поисках хлеба, а получилось, что навсегда.

Огромная, почти пустая площадь, ярко освещенная солнцем, в виде аккуратного круга, окруженная зданиями и скульптурами, показалась мне мёртвой. Возможно, это впечатление создавало и отсутствие зелени. И я сочла, что Пальманова – саркофаг, в котором покоились пять веков времени, пролетевшем над этим местом. А ведь строился этот городок, как военное укрепление против вторжения северных варваров. И где теперь эти варвары и где их города. Остался чудный городок, созданный не для набегов, а для мира. Очевидна судьба всех завоевателей – кануть в неизвестность.

Март 2009
Иркутск